Отправлено: 23.02.11 10:35. Заголовок: Храброе сердце. О собаках-защитниках Отечества.
Хочется вспомнить собак-защитников Отечества. На полях сражений всех войн, особенно Великой Отечественной, афганской и чеченской... Тех, кто продолжает нести службу по защите страны от внешних и внутренних врагов. С благодарностью от нас, живущих здесь и сейчас.
цитата:
Мы много говорим о людях-героях. И несправедливо забываем о других героях, которые также ценой своей жизни спасали нашу, также бесстрашно бросаясь в атаку и также погибая. Их мужеству практически не ставят памятники. Но подвиг от этого все равно не меркнет.
Хвостатые бойцы Коломенского погранотряда Среди отступавших порядков Красной армии был отдельный батальон Коломенского пограничного отряда, располагавший 250 служебными собаками. В ходе затяжных боев майору Лопатину было предложено распустить хвостатых бойцов — овчарок. Их нечем было кормить.
Командир ослушался приказа и оставил четвероногих бойцов в отряде. В самый критический момент нескончаемых немецких атак близ села Легедзино, когда он почувствовал, что больше не устоять… послал в атаку собак.
Старожилы села до сих пор помнят истошные крики, панические вопли, лай и рык собак, звучавшие окрест. Даже смертельно раненные четвероногие бойцы не отпускали врага. Не ожидавшие такого оборота, немцы стушевались и отступили. Прошли годы и благодарные потомки 9 мая 2003 года на окраине села установили памятник в честь пограничников и их четвероногих помощников.
Отправлено: 23.02.11 10:45. Заголовок: Тему открыла благода..
Тему открыла благодаря напоминанию об этой странице жизни собак на профессиональном форуме сотрудников милиции. Конечно, те, кто вспомнили о четвероногих защитниках Отечества в этот день, были кинологи. Спасибо им, что не дали забыть.
Сообщение: 639
Зарегистрирован: 08.09.10
Откуда: Россия, Москва, СЗАО
Отправлено: 23.02.11 11:14. Заголовок: про шинель сталина -..
про шинель сталина - байка. но собаки были и относились к ним в дни войны с особой теплотой.. правда потом по приказу Сталина многих ставших не нужными после войны собак пустли в расход, кого-то разобрали солдаты, возвращавшиеся домой... Джуси-Фрут спасибо за ссылочки
Отправлено: 23.02.11 11:26. Заголовок: Может, и байка. Но, ..
Может, и байка. Но, с учётом исторических реалий того времени, это означает только КАК люди благодарно относились к подвигу собак, если уж разрешили собакину находиться на шинели Сталина. Если даже допустить странную, из ряда фантастических, мысль, что он сам был "за" или не против такой басни, то это только подчёркивает вклад собак в общее дело Победы.
opal, пожалуйста! Здоровья вам и вашим питомцам! И спасибо за ваш труд по защите потомков или родственников - близких и дальних - четвероногих защитников Отечества. Кто его знает, может, это и есть лучшее, что люди могут сделать для них... Дать вторую, а то и третью жизнь...
Сообщение: 30
Настроение: И почему я не волшебница?:-(((
Зарегистрирован: 18.02.11
Отправлено: 01.03.11 12:37. Заголовок: Легенда о Громе Авто..
Легенда о Громе Автор неизвестен
Застава, застава, страны бастион, Врага остановит надежный заслон И ночью и днем, на морозе и в град Здесь службу несет пограничный отряд.
Шагают солдаты, все видят вокруг А с ними овчарка, их преданный друг И если лазутчик в наш край проползет Овчарка его непременно найдет.
Притихла застава средь сонных лугов, Живет здесь легенда далеких годов, Легенда о дружбе на страшной войне, О дружбе, которая смерти сильней.
Пес знал свое дело, был смел и силен - недаром был кличкою Гром наделен. Бойцы на заставе любили его, Помощника видели в нем своего...
Пес связан был дружбою самой большой С одним человеком - Кузьмой, старшиной Ведь именно с ним в предвоенные дни 17 шпионов поймали они.
Когда на рассвете дремал еще луг, Внезапно земля загудела вокруг... От грохота сразу проснулся же Гром, Скорей, из вольера к заставе бегом! Тревога, тревога - команды слышны, Повсюду границу враги обошли... Окутался дымом рассветный простор, Бойцы по команде заполнили двор.
Кричит старшина им - «Ребята, за мной!» И все пограничники ринулись в бой. Но снова и снова по склонам холмов Ползут саранчею шеренги врагов... Вот-вот уж возьмут они наших в кольцо... Осталась в живых только горска бойцов. Застава, застава, последний редут - Отсюда они никуда не уйдут.
Сидит в уголке настороженный Гром, И ждет - неужели забыли о нем? И вдруг он почуял, увидел Кузьму - Подполз и кладет тот в ошейник ему Записку и шепчет: "Ну, Гром, выручай, Нам трудно отбиться от вражеских стай - Они нам отрезали в город пути... Известие это в отряд донести один лишь ты можешь, А мы будем тут, пока нам из города помощь пришлют."
Но Грома просить и не надо, он сам Готов был помочь старшине и друзьям... Прополз незаметно сквозь вражеский строй И в город знакомый помчался стрелой!
Добрался! Но что это - сниться ль ему? Весь город пылает, весь город в дыму! И Гром возвращается, мчиться назад, Туда, где застава, где пули как град... Где парни-герои в неравном бою Сражаются насмерть за землю свою.
Он плыл через речку, он брел через луг, Добрался, прислушался - тихо вокруг. Гранаты не рвутся, и выстрелов нет, Застава молчит, лишь фуражки солдат На черной траве неподвижно лежат. Их воинам славным уже не надеть - Они по геройски здесь встретили смерть.
Вдруг Гром встрепенулся весь. Кто это тут? К заставе незваные гости идут... Играет один на гармошке губной, Другой же фуражки швыряет ногой.
Как молния Гром на фашистов напал - Он рвал, он кусал, он за горло хватал. Что пес одинок, догадались потом - Стрельба началась, но исчез уже Гром.
Он тенью метнулся к далеким холмам, Где густо клубились и дым,и туман. Минуло три года жестоких боев, Фашистов прогнали из наших краев. Теперь им вовек не вернуться сюда, Идет по Европе советский солдат.
Застава, застава - не смолкли бои, А ты уже снова встаешь из руин. Сюда пограничники снова пришли - Священна граница советской земли. Поэтому здесь раздаются с утра Жужжанье пилы, перестук топора.
На бревнах уселася группа солдат - О доме, о службе они говорят. Чуть-чуть отдохнут - и прибавится сил. Тогда-то один пограничник спросил: «А правда, ребята, что наш капитан Войну повстречал на одной из застав?»
«Да, правда, но был он тогда старшиной. И принял он именно здесь первый бой. Их было немного - лишь 20 солдат, Но сотен фашистов здесь кости лежат. Когда же остались они впятером - Их ночью повел старшина напролом».
И снова солдаты за дело взялись - Чтоб стены заставы скорей поднялись. Один из солдат вдруг сказал: «Погляди, Худющий тот пес и сегодня сидит. Вон там, за кустами, который уж день У нашей заставы он бродит как тень»
Пришел командир, услыхал разговор. На пса за кустами направил свой взор... И пес полетел, подминая бурьян - Туда, где с бойцами стоял капитан. И от удивленного возгласа: «Гром!!!» На шумном дворе все затихло кругом.
Впервые солдатам увидеть пришлось, Как плакал начальник заставы, а пес Скулил и смотрел капитану в глаза, Лизал его щеки, медали лизал. Как будто хотел ему этим сказать, Как рад он, что встретился с другом опять.
Застава, застава - ты страж тишины. Замок на границе советской страны. Уж новое племя здесь службу несет, Но эта легенда и ныне живет. Легенда о верности, дружбе большой, О Громе, который вновь друга нашел.
Необычный почтальон Василий Великанов, «Я помню их...»
Первая рота форсировала реку и закрепилась на правом берегу. Противник пытался ее выбить, но безуспешно. Люди насмерть стояли на завоеванных рубежах. Но приходилось им очень трудно. Стояла осень — грязная, дождливая. Земля раскисла, на солдатах сухой нитки не было. Из-за мощного огня противника телефонная связь то и дело нарушалась. Выручали радиостанция и служебная сoбака. Но писем и газет в роте несколько дней не получали. А без них на фронте тяжело. Командир батальона майор Терехов вызвал к себе связиста-вожатого и сказал: — Товарищ Первушкин, может быть, ваша Альфа доставит почту в первую роту? Уже двух письмоносцев убило... — Попробую...— ответил связист.— Только с грузом через реку трудновато будет. Очень уж течение быстрое. Альфа, похожая на волка темно-серая овчарка, работала на связи. Один вожатый, Первушкин, находился при штабе батальона, а другой, Коробков, на том берегу. Положив приказ в маленький портдепешник, Первушкин привязывал его к ошейнику и говорил: «Альфа! Пост!» И Альфа устремлялась через кусты к реке, переплывала ее и бежала к вожатому Коробкову. Только Коробков, второй хозяин Альфы, мог снять портдепешник. Никому другому собака не давалась. В окопе Альфа отдыхала, и Коробков чем-нибудь ее подкармливал, а потом собака плыла назад с донесением от командира роты. Теперь у Альфы новое задание. Первушкин закрепил на спине собаки брезентовый вьюк и положил в него пачку газет. Альфа благополучно доставила их в первую роту. Вожатый пошел к командиру батареи и доложил: — Товарищ майор, Альфа справилась. Можно назначить почтальоном. Командир батареи улыбнулся. — Хорошо. Назначаю. Только не нагружайте ее помногу. Как бы не утонула. — Не беспокойтесь, товарищ майор. У нее будет два рейса в день. По расписанию. Справится. Первый рейс Альфа сделала рано утром. Переплыв реку и прыгнув в траншею, побежала по извилистому пути к вожатому. Но Коробкова на старом месте не оказалось. Собака понюхала землю и по ходу сообщения устремилась дальше. Солдаты попытались остановить ее, но она увернулась и грозно оскалила зубы. Ей уступили дорогу: — Вот злюка! Альфа нюхала землю и шла вперед. Ночью от траншеи копали ответвления по направлению к противнику, и сейчас Коробков находился в одном из них. Альфа разыскала хозяина. Коробков погладил собаку, дал кусочек сахара, ласково сказал: — Хорошо, Альфа, хорошо,— и начал доставать из вьюка газеты. — А когда же она письма принесет? — спрашивали солдаты. — Сегодня вечером. — И как это она нашла тебя по следам? Ведь следов-то много. — Простая хитрость: смазал подошвы рыбьим жиром и этим усилил запах своих следов. Вечером Первушкин тщательно завернул пачку писем в парусину и аккуратно вложил сверток в брезентовую сумку вьюка. Надо было уберечь их от воды. В каждом из этих конвертов — серых, желтых, синих, простых треугольниках — была своя жизнь, своя тоска и надежда. По команде «Пост!» Альфа побежала знакомым маршрутом. Сначала пробиралась через кусты, потом плыла. Вражеские снаряды рвались на обоих берегах реки. Иногда они падали в реку, и вверх высоким фонтаном взлетала бурая вода. Собака привыкла к взрывам и, как бы близко они ни раздавались, не изменяла своего маршрута. Выйдя из воды и отряхнувшись, Альфа побежала по берегу. В это время недалеко от нее разорвалась мина, и многочисленные осколки мгновенно взборонили землю. Собака взвизгнула и упала на живот — будто ей подсекли ноги. Песок под нею окрасился кровью. Коробков поджидал своего почтальона и то и дело смотрел по направлению к реке. Начиная от песчаного холмика, Альфу можно уже было видеть. «Как бы под огонь не попала»,— тревожился связист-вожатый. И тут заметил собаку. Она еле тащилась, иногда ложилась и пыталась ползти. Коробков вылез из траншеи и пополз навстречу. — Альфа, ко мне! Ко мне! Альфа! Собака слышала призыв хозяина, скулила, скребла лапами песок. Коробков схватил ее за вьюк и потащил за собой. — Тихо, Альфа, хорошо, Альфа...— приговаривал он, успокаивая собаку. За нею оставался кровавый след. Втащив Альфу в окоп, Коробков сбросил с нее вьюк и начал торопливо перевязывать раны. Раны были на всех ногах, а на правой задней перебита кость. Одни солдаты помогали Коробкову, другие держали наготове свои перевязочные пакеты: — На, на, Коробков, перевязывай скорее, а то кровью изойдет. Вот это собака: раненая, а задание выполнила. Потом связной-вожатый роздал письма. Его с радостным оживлением благодарили, а Альфе предлагали галеты, сало, сахар. Она отворачивалась от соблазна, но смотрела на Коробкова так, словно хотела спросить: «Можно взять?» — Ишь, какой привередливый твой почтальон,— сказал кто-то,— от такого угощения отказывается... — Не привередливая, а дисциплинированная,— пояснил Коробков,— она из чужих рук не должна брать пищу. Ночью на резиновом поплавке переправили Альфу через реку и привезли к нам в лазарет. Мы удалили из тела собаки осколки, а на перебитую ногу наложили гипсовую повязку. Через месяц Альфу вернули в строй. На задней ноге у собаки осталась костная мозоль, но она не хромала и бегала хорошо. А солдаты после того случая прозвали ее аккуратным почтальоном. Как-то мы с фельдшером Владимировым возвращались из передовых частей к себе, во второй эшелон дивизии. Я ехал на своем верном Соколе, а фельдшер — на Гнедке, быстроходном маленьком иноходце. Едем мы легкой рысцой и вдруг замечаем: в полукилометре от нас по склону высотки бежит волк. «Наверное, взрывов испугался и удирает теперь подальше от огня»,— подумал я. Но бежит зверь как-то странно: покачиваясь и зигзагами, а голова опущена до земли. — Владимиров, за мной! — крикнул я, и мы помчались наперерез волку, выхватывая на ходу пистолеты. Приблизившись, осадили коней. Оказалось, что это — собака-овчарка. На шее у нее — кожаный ошейник. Спрятал я в кобуру пистолет и приказал громко, властно: «Стоять!» Собака вздрогнула и остановилась. Повернула голову и покосилась на нас правым глазом. Морда у нее была в крови, левый глаз затек, а левое ухо полуоторвано. Я подошел к раненой собаке. Она дрожала. — Миша, кажется, это Альфа... Поглаживая собаку по спине, я приговаривал тихо и ласково: «Альфа, спокойно... Лежать!» Собака легла, и дрожь у нее стала проходить. Лошади тревожно фыркали. Все животные пугаются и волнуются, когда чувствуют кровь. Успокоив собаку, я попросил у Владимирова его фельдшерскую сумку. В ней имелось все необходимое для оказания первой помощи раненым животным: бинты, вата, хирургические инструменты, некоторые лекарства. Да, то была Альфа — аккуратный почтальон: на правой задней ноге у нее была костная мозоль. Мы расстелили на земле попону и положили на нее своего пациента. Ноги связали бинтом, на челюсти для страховки наложили петлю, чтобы не могла укусить. Тампонами я осторожно снял с морды свернувшуюся кровь. Мы боялись, что у собаки повреждены череп и левый глаз, но наши опасения оказались напрасными. Видно, один осколок, словно бритва, чиркнул ее по голове и разрезал кожу лба, а другой — оторвал наполовину левое ухо. Рану на лбу мы зашили. И пришили полуоторванное ухо. После этого забинтовали голову, оставив окошечки для глаз. Во время операции Альфа иногда вздрагивала и повизгивала. Когда же мы ее развязали, она встала, потянулась, будто расправляя уставшее тело, и замотала головой. — Что, Альфа? Неловко? — спросил я. Собака наклонила голову и попыталась лапами сорвать повязку. — Альфа, нельзя! Фу! — крикнули мы разом. Собака послушалась. — Надо последить за ней,— сказал я,— а то она испортит все лечение. Миша сел на лошадь, и я на руках подал ему Альфу. Он положил ее поперек седла и обхватил руками. Альфа прильнула к нему и как будто задремала. Чтобы не тревожить пациента, мы ехали шагом и через час добрались до своей землянки. Нас встретил ветеринарный санитар Квитко. — О-о, да вы с прибылью...— сказал он, принимая от Владимирова раненую собаку. Через неделю швы сняли. Раны зажили хорошо. И ухо приросло. Только рубец немного его стянул: оно укоротилось и не поднималось свечкой, как правое. Первушкин очень обрадовался, когда узнал, что Альфа жива и находится у нас. — Ни разу ведь с маршрута не сбилась. А потом — раз и пропала. Мы уж думали: прямое попадание снаряда либо мина... Видно, здорово ее тряхнуло, если дорогу домой забыла... Первушкин увел Альфу в роту, а через три дня привел снова. — Товарищ ветврач, не годится больше собака для службы. Испорчена. — Почему? — спрашиваю я.— Что случилось? — Огня боится. Не идет на передовую. Я уж ее и так и сяк, ничего не помогает: ни хлыст, ни сахар. Отбежит немного и обратно. — Ну и что же теперь? — Командир роты к вам прислал. Может, что сделаете. Прямо не узнать собаку. Как рванет где-нибудь снаряд, дрожит, жмется ко мне и скулит, будто плачет. — Ну что ж,— говорю,— оставляйте. Наверное, контузия на нее так подействовала. Попробуем полечить. — Только, если можно, не отправляйте ее в тыл. Уж очень умная собака. Жалко нам с ней совсем расставаться. Я дал слово не эвакуировать Альфу; и она осталась у нас. Находясь на лечении, Альфа стала нести караульную службу. Когда мы спали, собака бодрствовала у землянки и охраняла лошадей. Следуя за мной, она обычно бежала впереди, на перекрестках или развилках дорог останавливалась, поворачивала голову и громко, отрывисто взлаивала нам». Это следовало понимать как вопрос: куда идти? Я указывал рукой то или иное направление, командовал: «Прямо!», «Направо!», «Налево!» И мы продолжали путь. Иногда где-нибудь в лощине я оставлял своего коня и шел дальше пешком, а Альфе поручал караулить Сокола. Она ложилась у его передних ног, и никто не мог подойти к коню. Да и Соколу особой воли не давала. Обычно он стоял спокойно, но если соблазнялся хорошей травой и делал к ней шаг-другой, Альфа мгновенно вскакивала, легонько цапала его зубами за передние ноги и рычала, словно предупреждала: «Ни с места!» Но однажды Альфа удивила меня... Поехал я по делам службы к командиру полка. Подъезжать к штабу на машинах и лошадях из-за близости противника запрещалось, поэтому, спешившись в полукилометре, я приказал Альфе стеречь Сокола и пошел по оврагу. Отойдя метров на пятнадцать, оглянулся. Смотрю, собака идет за мной. Удивился я и строго прикрикнул: «Назад!» Вернулась Альфа и опять легла у ног коня. Через некоторое время оглянулся еще раз. Альфа опять следовала за мной. «Что такое? — думаю.— Почему она не хочет выполнять приказание?» Подошел к собаке, слегка ударил ее. — Назад! Лежать! Альфа бросилась к Соколу, легла и, положив на лапы морду, закрыла глаза. После этого, пока я мог видеть Альфу, она находилась все в той же позе. Лишь один раз немного приподняла голову и посмотрела мне вслед, словно хотела узнать, вижу я ее или нет. Но я не придал этому значения. Каково же было мое удивление и возмущение, когда при подходе к блиндажу я увидел Альфу, подкрадывающуюся с обратной стороны. Вот она уже на крыше, покрытой зеленым дерном. Смотрит на меня настороженно, воровато и пугливо. В первый момент я хотел наказать ее, но то, как Альфа обхитрила меня, обежав по кустам кругом, обезоруживало. Я развел руками и улыбнулся. — Ах ты, плутовка! Заметив, что я не сержусь, Альфа спрыгнула с блиндажа и бросилась ко мне на грудь, пытаясь лизнуть в губы. Но я уже овладел собой и, оттолкнув ее, нарочито грозно крикнул: — Фу! Но Альфа не испугалась — она чувствовала, что этот окрик неискренний. Отскочив от меня, собака кинулась к двери, толкнула ее передними лапами и ворвалась в блиндаж. Я вошел вслед за ней и услышал голос полковника Смирнова: — Ваня! Гостья пришла. Угощай! Это полковник говорил своему ординарцу Ване Горохову. Оказывается, когда я вместе с Альфой приходил в штаб неделю назад, Ваня в мое отсутствие угощал Альфу тем, что она особенно любила,— колбасой и сахаром. Вот почему теперь, когда мы снова очутились в этих местах, Альфа так настойчиво стремилась попасть в гостеприимный дом. — Товарищ Горохов, вы дисциплину подрываете у моих пациентов,— пошутил я.— Нельзя угощать! А на собаку прикрикнул: — Место! Марш к коню! Ну! Альфа виновато опустила голову и вяло, нехотя вышла из блиндажа. Когда я вернулся к Соколу, собака лежала у его ног и боязливо посматривала на меня. Она опасалась наказания, но я не тронул ее. «Сам больше виноват...» — подумал я. Бывая с ней в частях, я иногда допускал, чтобы она брала корм из чужих рук. Постепенно мы приучили Альфу к выстрелам, стреляя поблизости от нее из пистолета и винтовки. Но взрывов она все еще боялась. Когда мы попадали под артиллерийский налет и все втроем — я, лошадь и собака — ложились на землю, Альфа прижималась ко мне и закрывала от страха глаза. Я отгонял ее от себя и подбадривал голосом: — Вперед, Альфа, вперед! Она вскакивала, немного отбегала, но тут же возвращалась. Чтобы снова приучить Альфу к связной службе, мы обозначили два «поста» и заставляли ее бегать между ними. Первый «пост» — наша землянка, второй — в километре от нее, в овраге. Там находился Миша. Я посылал Альфу к нему, а он ко мне. По пути Квитко взрывал недалеко от собаки «пакеты». Альфа постепенно смелела, и мы тешили себя надеждой, что вскоре вернем ее в строй. Но надежда наша не сбылась. Летом сорок третьего года наши войска разбили противника на Курской дуге и погнали его на запад. Фашисты отходили с боями и усиленно минировали дороги, берега рек, лесные опушки. Мне надо было поехать в дивизионный ветлазарет. По большаку туда — километров пятнадцать. «Зачем ехать так долго, когда можно напрямик»,— подумал я и поехал к лесу. Как обычно, Альфа бежала впереди. На опушке она остановилась, обернулась и гавкнула свое «ам». Я крикнул: — Стоять, Альфа! На опушке ничего подозрительного обнаружить не удалось; земля ровная, никаких следов минирования. На деревьях тоже никаких знаков. Иногда наши саперы не успевали обезвреживать минные участки и прибивали на столбах или деревьях дощечки с крупной надписью: «Заминировано». И я решил, что все в порядке, путь безопасен. — Вперед, Альфа! Прямо! — приказал я Альфе, и та, взмахнув хвостом, побежала в лес. Ехал я шагом, не правя конем,— он сам осторожно лавировал между деревьями. Впереди мелькало серое тело Альфы. Мы проехали метров пятьдесят, и вдруг раздался взрыв... Сокол вздрогнул и остановился. Потом я увидел Альфу... Подойти бы к ней, но нельзя: лес заминирован, можно подорваться. Да и помощь моя ей уже не требовалась...
Много смертей я видел на фронте, но эта поразила неожиданно сильно. Никого не обходит война... Даже и бессловесное, преданнейшее человеку животное.
Направил Сокола назад по его же следу. Долго после этого не оставляла меня одна и та же мысль: «Кто знает, может быть, Альфа спасла меня и моего Сокола...»
В 85 вернулся с Афгана Олег. Друг моего брата, кумир окрестных девчонок, окончивший перед армией музучилище. Вернулся без ног и с одной рукой, но с ... собакой. Большой черной дворнягой. Она рвала всех других и с утра до вечера вылизывала своего хозяина. Ах, как и сколько рассказывал он о его похождениях там. Как пес прыгал в БТР раньше солдат, как старался все услышать и обо всем предупредить. Как он тащил записку в расположение части, а потом воду оттуда, когда они попали в засаду. И как тащил подорвавшегося на мине Олега к своим навстречу. И как потом этого пса передавали из рук в руки много людей. чтобы отдать его Олегу. Представляете: военные шоферы передавали собаку друг другу, чтобы она доехала до границы, прятали его во время проверок, потом его так же везли по бескрайним просторам Союза и привезли к хозяину. Он готов был нас всех сожрать, а мы тащили ему мясо, кости и печенье, потому что он - герой и настрадался. Пес умер через два года, не перенес войны. Сейчас у Олега КО, но на всех афганских фото он со своим "Скаженым" (бешеным по-русски).
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Если даже допустить странную, из ряда фантастических, мысль, что он сам был "за" или не против такой басни, то это только подчёркивает вклад собак в общее дело Победы. 
<\/u><\/a> 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
